Краткая история «Детей Марии»

Краткая история «Детей Марии», рассказанная Марией Елисеевой, основателем и директором центра

Мария Елисеева

— Шел 1993 год, сентябрь. У нас — мешок шоколадных конфет, которые привезла моя итальянская подруга Сильвия, и такая задача — пристроить их детям, которые конфет видят мало. Я сначала попыталась отдать их в Дом ребенка, просто придя туда с улицы, но меня и на порог не пустили. Тогда я позвонила в РОНО (теперешний «Департамент образования»), объяснила про конфеты от итальянцев. Они и говорят: «О, есть у нас один интернат, там директриса очень любит иностранцев!» Дали адрес <интерната № 103>, я позвонила, договорилась с ней. Оказалось, это недалеко, и мы отправились. Я и несколько итальянцев.

Дверь была закрыта на замок. Мы позвонили, нам открыли, и прямо с порога говорят: «Да, да, мы в курсе, давайте сюда конфеты, спасибо большое!» Мы спрашиваем: «А можно ли нам на детей посмотреть?». Очень неохотно нас провели внутрь. Абсолютно темный, пустынный коридор, и, даже детских голосов не слышно. Подошли к двери одного из классов. Сопровождавшая нас завуч достала из кармана ключ, что меня тогда поразило, открыла дверь, а за ней воспитательница, которая тоже была заперта (у нее, видимо, свой ключ), и дети. Сидят за партами, уставившись в телевизор, сложив ручки, как на уроке. Смотрят какую-то жуткую мыльную оперу.

Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Мы вошли, поздоровались, обстановка была очень натянутой, воспитательница вообще не понимала, что мы здесь делаем. Это было необычно, чтобы посторонние люди приходили в интернат. Мы спрашиваем: «Ну, а что вы еще тут делаете, кроме того, что телевизор смотрите?» А воспитательница: «А мы еще петь, танцевать умеем. Ну-ка, дети, быстро построились!» Сначала Жанна с Пашей станцевали для нас полечку, а потом она их все-таки построила в ряд, и дети спели песню о Родине. Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Кстати, конфеты мы смогли раздать только частично, а потом их у нас все-таки забрали. Тут завуч говорит: «Ну, все, визит окончен». Мы спрашиваем: «А можно нам интернат посмотреть? Где, например, дети спят, где кушают?» — «Нет, где спят, мы вам не покажем, сейчас все спальни у нас закрыты. Ну, столовую, ладно, можно посмотреть. Только у нас дети, сами понимаете, больные, они все люстры побили, так что вы не удивляйтесь». И она показала нам столовую, сетуя, что дети и мебель поломали, а чинить некому, и хорошо бы найти спонсоров на ремонт. На этом мы расстались. Потом началось неформальное общение. У итальянцев был с собой самый настоящий фотоаппарат. Паша его схватил, тут же разобрался, как им пользоваться, и начал фотографировать все подряд. А у меня был с собой самый настоящий младенец — моя десятимесячная дочь Аня — очень жизнерадостная, синеглазая, с рыжими кудрями. Она произвела фурор. Дети рассматривали, не решаясь потрогать, маленькие ладошки, крохотные ботиночки, засыпали вопросами: Она не кукла? А волосы настоящие? А почему не разговаривает? А она плакать умеет? Стали по очереди носить на руках. Тут вдруг я осознала, что малышей вблизи они в последний раз видели, когда сами были в доме ребенка. Подумала, что могу время от времени приходить сюда с Аней и двумя старшими. Просто поиграть.

Вскоре я снова позвонила в интернат. Мой друг Пэтч Адамс (Patch Adams) в очередной раз собирался в Россию со своей командой. Клоуны обычно приезжали в Москву на неделю и навещали детские больницы. В предыдущем году я им помогала составлять расписание и подумала, что было бы здорово привести их сюда.

Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

Директриса согласилась, сказав, что клоуны — это да, примем с удовольствием. Но не могли бы они заодно приобрести сантехнику для интерната? Я туманно ответила, что, мол, кто его знает. Она потом пыталась и с ними на эту тему говорить. Когда клоуны носились по интернату, развлекая детей, она выловила Пэтча и стала объяснять, как им нужна сантехника, а еще видеокамера. Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

В тот второй визит, несмотря на грим, парик и костюм, дети меня узнали. Саша, Паша, Жанна. Они меня вспомнили, выделив из толпы клоунов, и это было приятно. Я пообещала, что еще раз к ним приду. Это оказалось труднее, ведь я была уже без иностранцев. Пришлось объясняться с директором и завучем, зачем мне снова приходить. Сказала, что я художница и предложила порисовать с детьми. Они очень удивились, но пустили.

Итак, я стала к ним ходить регулярно. В первый раз принесла с собой большую картину-панно, нарисованную в детской студии, где я в то время работала. Говорю: «Давайте, тоже нарисуем с вами картину». — «Такую же?» — «Нет, не такую же, а просто тоже большую, все вместе». — «Хорошо, давай нарисуем, но только точно такую же!» Тогда я так до конца и не поняла, почему они хотели сделать копию. В результате мы создали новую версию той же картины «Сказочный остров». Конечно, появились какие-то другие детали, новые персонажи. Она и по цвету сильно отличалась, хоть композиция осталась той же.

Дети очень удивились, что я принесла с собой краски. Им там красками рисовать не давали, а фломастеров выдавали только по две штуки на ребенка. Причем, это могли оказаться черный и коричневый цвета.

Работникам интерната затея с красками не понравилась: от красок одна грязь, мы же иногда, бывало, и воду проливали, а ведь это полная катастрофа — пролитая банка воды! Хотя там линолеум был.

Помню один эпизод. Лена Ильина, очень активная, импульсивная девочка, нечаянно смахнула рукой со стола ту самую банку с водой. Илья <Сегалович> сразу же бросился за тряпкой и пытался вытереть. Воспитательница отняла у него тряпку с криком: «Не, пусть она, такая-сякая, сама убирает! Еще чего! Она обязана сама!» Илья довольно спокойно, но твердо забрал тряпку обратно и сказал, что вытрет сам, потому что ему это не трудно. Воспитательница страшно удивилась.

Месяцев пять мы занимались в интернате и нарисовали там вторую большую картину, «Страна игрушек». А потом Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься, у них тоже были дети с особыми нуждами. И я договорилась, что в другое время мы будем к ним приезжать и заниматься с группой ребят из интерната. Договориться с интернатом оказалось нелегко.

Воспитатели сразу стали использовать наши поездки в студию для поощрений и наказаний. Лишали детей возможности поехать то сразу всех, то по одному. Ездили от интерната на трамвае до Семеновской, оттуда на метро с пересадками. Это было тяжело. В одну из первых поездок Паша у меня чуть не вылетел на дорогу, буквально за шиворот я его выловила из-под колес. А потом Лена нарочно вышла из поезда не на той станции и отстала в метро. Довольно быстро стало понятно, что я одна не справлюсь. Тут как раз появились друзья, Илья и другие, которые стали помогать возить детей.

А я начала очень активно искать транспорт. Ольга Алексеева дала мне список из двадцати организаций, в которых по ее предположениям, он должен был быть. Я обзвонила все, и одна организация согласилась. Это был «Московский дом милосердия», который теперь называется «Центр добровольцев». Галина Бодренкова выделила нам машину с водителем, который нас возил. И какое-то время мы возили детей один раз в неделю. У нас началась новая жизнь, а потом произошел интересный эпизод с пропажей кошелька.

Однажды мы отмечали день рождения Ильи <Сегаловича>. Так все весело, здорово было, и вдруг Юля Шевелева говорит: «Ребята, у меня пропал кошелек только что, со всей зарплатой». И никого нет, кроме наших детей, кто мог бы это сделать. У нас в первый раз такое случилось, и мы растерялись. Тут наш водитель Леша, из Дома Милосердия, говорит: «Нет, так не пойдет, праздник временно приостанавливаем, кошелек надо найти. Давайте так. Заходим все по одному в темную комнату. Выходим. Кто-то один, кто кошелек взял, его там оставляет. Потом свет включаем — кошелек там. Договорились? Договорились!» Все так и получилось, кошелек со всеми деньгами был найден. После этого Леша очень проникся к детям и ко всей ситуации в целом, он понял, что можно что-то изменить в их жизни. И через неделю мне говорит: «Я договорился там у себя. Ты же хотела их чаще в студию возить. Давай ездить три раза в неделю». Я тогда удивилась, как это ему удалось. А потом меня позвали на конференцию «Доступный транспорт», чтобы я рассказала, как Московский Дом Милосердия нам с детьми помогает. Прихожу я туда, там ко мне подходит симпатичная незнакомая женщина и начинает благодарить за своего сына, который так изменился, стал добрее, серьезнее, с тех пор как в студию ходит. Я слушаю и думаю, что это кто-то из родителей детей, с которыми я занимаюсь в «Подвале». А потом конференция началась, и та самая женщина ее открывает, и представляется как Галина Бодренкова, президент «Московского дома милосердия». Тут только я понимаю, что водитель Леша — ее сын.

Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься

Илья нам покупал краски, кисточки и что-нибудь вкусненькое к чаю: рулетики, плавленые сырки, а иногда даже докторскую колбасу, бывало. Но это уже, когда мы «шиковали». Хлеб выбирали в магазине только белый. Белый хлеб в интернате считался лакомством, его давали ограниченно. Мы рисовали, потом стали лепить — появилась керамистка Лена Татаринцева. Театром мы не занимались. Юля посмотрела всех наших детей, и сказала, что они очень замкнутые, не артистичные, и им пока рано.

Миxаил Лосев: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете»

У меня появился первый сотрудник. Пришел вдруг симпатичный бородатый человек, представился Михаилом Лосевым. В руках, как входной билет, он держал открытку с репродукцией нашей картины. «Можно у вас работать?» Я говорю: «Конечно, только как же я вам буду зарплату платить? Денег-то у меня никаких нет». А он: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете». Миша стал привозить детей из интерната в студию, что-то мастерил с мальчишками, все время находил нам помощников. Мы познакомились с его женой Юлей и двумя маленькими дочками. Вскоре стало понятно, что нам надо регистрировать организацию.

Почему мы ушли из «Подвала»? Мы сами в какой-то момент поняли, что стали слишком большой нагрузкой для наших друзей. Хотя история с возвращением кошелька имела счастливый конец, ею одной эпизоды такого рода не ограничились. Наших детей становилось больше. Когда Сашу Коростелина перевели в восьмидесятый интернат, мы взяли большую группу ребят из этого интерната. А потом стал ездить еще двадцатый интернат, дети с ДЦП. Три интерната — это около 60 детей. И плюс еще друзья и знакомые, дети наших друзей и друзья наших детей. Я понимала, что нам нужно искать свой дом.

Помыкавшись и поскитавшись по нескольким местам, мы, кажется, нашли выход. Последней каплей стала история с детским клубом на Пречистенке. Мы там сделали ремонт, начали возить детей, но своего ключа так и не получили. И вот однажды, в наш студийный день, мы уже не в первый раз оказались перед закрытыми дверями. Миша Лосев привез из интерната детей, и мы сидели на улице, набившись в мои маленькие «Жигули», потому что шел дождь, и потому что хозяйка помещения с ключами уехала на дачу, забыв нас предупредить. Тут звонит Илья, и я рассказываю, какие мы бедные и бездомные, а он говорит: «Все, я больше не могу смотреть, как вы мучаетесь, надо что-то делать».

И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

И Илья решил снять нам квартиру! Это был период вскоре после дефолта, когда можно было недорого снять жилье. И Юля Лосева по объявлениям нашла прекрасное место. Это была трехкомнатная квартира на первом этаже жилого дома недалеко от Павелецкой. Я считаю, что как раз с этого момента что-то перевернулось, потому что у нас появился Настоящий Дом. И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

Очень быстро появились дети, которым негде жить. Нашу Надю выписали из интерната к папе, а человек, который по документам числился ее папой, был к этому совершенно не готов. Свету в том же году выпустили из интерната, но с психически больной мамой она вместе жить не могла. Позже возникли бездомные Рома и Русик, выпускники подмосковного детдома, у которых комната в коммуналке в четырех часах езды от Москвы и которые хотели учиться и работать в Москве. И все они стали жить на Павелецкой. Нашлись несколько американских добровольцев, которые согласились жить вместе с ребятами и помогать студии! Джулиан и Джули, Лара и Мельва. Получилась необычная коммуна. Помню, первое время я сама готовила суп с детьми, многие не умели даже макароны сварить. Потом появился новый мальчишка из «Ковчега», настоящий повар с дипломом, Илюша Кубанцев.

Однажды мы потрясающе красиво раскрасили там подъезд — цветы, радуги, птицы. Но жильцы дома не одобрили нашу инициативу и заставили закрасить все серой краской. Вот таким был наш самый первый опыт росписи стен!

В то время в студии работал Александр Горлов, отставной подполковник. Вместе с ним и с Мишей Лосевым мы ходили в префектуру, писали письма, просили и вот, наконец, удалось получить от Управы наше нынешнее помещение для студии — небольшой полуподвал в Дмитровском переулке.

Света Хохлова: — К нам в интернат приезжали американские клоуны. Мы с ними познакомились и подружились. И Маша стала часто приходить.

Надя Вараксина: — Мы учились тогда в третьем классе. Маша приходила с Илюшей, они ещё не были женаты, и с друзьями. Мы рисовали.

И потом они стали брать нас домой на выходные. Сделали бумажки с номерами, и кому какой номер достался, тот тогда и идёт к Маше домой. Или к Илье. Я в первый раз попала к Илюше. Он учил меня играть в шахматы.

Света: — Я была у Маши. Познакомилась с её детьми. У них дома было очень много игрушек.

Саша Дёмин: — У Маши мы праздновали в первый раз дни рождения. С тортиком. Игрушки нам дарили. В детском доме мой день рождения не праздновали.

Надя: — Один раз я, Пашка, Саша поехали к Илюше. Там мы переоделись в клоунов и стали в таком виде ловить такси. Илюша нас очень смешил. Он очень смешной клоун.

Оксана Новикова:— Меня и Жанну больше всех на выходные брали. Мы помогали Маше, за детьми присматривали.

Надя: — Сначала занимались в интернате, в своём классе, потом стали ездить в студию «Подвал». На метро, а потом стали нам заказывать автобус.

Саша: — Сделали первую картину. «Остров счастья». Мы её оставили в классе для украшения.

Надя: — А воспитатели нас всегда пугали: «Не поедешь в студию». Мне это очень не нравилось.

Света: — Мы даже на свадьбе были у Маши с Илюшей. Во дворце бракосочетаний. Мы фейерверки в снег вставили. Когда Маша с Илюшей выходили, мальчики начали поджигать. Все другие так удивлялись на нас, что столько детей на свадьбе. А потом был праздник в студии. Машины родители были, друзья. Классная свадьба была. Первый раз в жизни я свадьбу видела. Маша очень красивая была. Ей столько подарков подарили!

Надя: — Мне Маша первой сказала, что у неё будет ребёнок. И она продолжала приходить к нам на занятия.

Света: — Маша сначала мальчика хотела. Ну, она не знала, кто будет, мальчик или девочка. А потом узнала, что девочка. Когда Ася родилась, и мы её первый раз увидели, Лена сказала: «Маш, это что, игрушка?» Ася такая лапочка была маленькая!

Оксана: — А, когда подросла, непослушная стала. Памперс не давала надеть, кусалась.

Инна Агальцова: — Я знакома с Машей третий год. Когда приезжали клоуны, я познакомилась с Мариной, она из Питера, показала ей свои рисунки, а потом познакомилась с Машей, стала ездить в студию. Помню, там все рисовали на теннисном столе. Машины дети мне понравились. Больше всех Аня.

Саша: — Когда приезжают клоуны, мы вместе с ними ходим в больницы. В самые тяжёлые. Где раком болеют.

Света: — Там и детское отделение есть, и постарше. Малыши иногда пугаются клоунов, плачут. Но больше смеются. А врачи нас спрашивают потом: «Вы ещё приедете?» В метро на нас все смотрели, смеялись, спрашивали, откуда мы. Мы с клоунами ходили на Красную площадь. Там тоже смешили детей.

Оксана: — Сначала я стеснялась смешить, а теперь научилась.

Света: — Раньше мы не хотели, чтобы Маша брала ещё детей из других интернатов. Но Маша сказала: надо. И когда приехали ребята из восьмидесятого интерната, мы подружились.

Надя: — Наша жизнь изменилась, сильно изменилась. Другими людьми мы стали.

Краткая история «Детей Марии»

Краткая история «Детей Марии»

Театр-студия «Подвал»